Весной 2023 года в Германии вышла в свет монография Райнхарда Айзенера «Бухара в водовороте русских революций: прелюдия и революционная обстановка 1917-1919 гг.» (Reinhard Eisener, «Buchara im Strudel der Russischen Revolutionen: Auftakt und revolutionaries Umfeld 1917-1919»).
Книга издана благодаря усилиям супруги и коллег автора, три года спустя после его кончины. Предисловие к ней написано автором этих строк. А история написания этой книги заслуживает того, чтобы рассказать о ней таджикскому читателю.
Книги этой, как и нашей с Райнхардом встречи, не состоялось бы если не перестройка. В 1989 году, в самый ее разгар, меня – беспартийного историка – пригласили в Институт Истории коммунистической партии Таджикистана.
Поводом для такого шага было решение февральского 1988 г. пленума Политбюро, не ограничиваться коммунистами, а создавать более широкую социальную базу путем привлечения в партийные структуры «лучших беспартийных специалистов».
Партия стремительно теряла свою популярность в обществе и надеялась таким образом спасти положение. Кроме меня в институт тогда пригласили и других необычных для этих стен специалистов – журналиста и будущего основателя «Азия-Плюс» Умеда Бабаханова, перспективного историка с опытом работы в Афганистане Бахадура Буриханова, к сожалению, рано ушедшего из жизни…
На новом месте работы мы познакомились со многими яркими и интересными людьми. Не верьте тем, кто одним махом ставит на всех членах партии тех лет клеймо карьеристов, ретроградов и коррупционеров. Это не так.
В те времена фактически вся элита советского Таджикистана состояла из коммунистов. И среди них, естественно, были разные люди (насколько они были преданы идеям коммунизма, и какой смысл вкладывали в них – отдельная тема, я писал об этом ранее в другом материале).
Директором нашего Института был Шукур Маллабаевич Султанов, который в моих глазах был «последним джадидом 20-го века» – высоким седым красавцем, образцом таджикского интеллигента.
Нередко к нам по-товарищески захаживал член ЦК, мудрый и дипломатичный Карим Юлдашев, с которым у Умеда, профессионального переводчика-арабиста, были дружеские отношения по совместной работе на Ближнем Востоке.
Позже, в начале 90-х, Карим Юлдашевич стал госсоветником президента Таджикистана по международным вопросам. Выстрел террориста прервал его жизнь 17 июля 2001 года…
И Султанов, и Юлдашев были не начальниками-всезнайками, а что называется, «open-minded», то есть людьми, готовыми слушать других, рассматривать новые идеи, предложения и мнения.
Секретные архивы
Итак, я был назначен на одну их ключевых позиций в Институте. При этом сотрудники были освобождены от всякого партийного контроля, что позволило мне без препятствий работать по своей теме – истории контрреволюционного басмачества и миграции среднеазиатов в Афганистан в 1920-х годах.
Эта тема не имела прямого отношения к истории партии, но архив КПСС, содержавший самые ценные источники по всем периодам советской истории, находился в ведении Института истории КПСС в Москве и его филиалов в союзных республиках.
Во времена Союза для того, чтобы написать качественное историческое исследование, надо было получить доступ к архивам партии. А для этого нужно было, как минимум, быть членом КПСС. В партию же принимали не всех – преимущество имели рабочие, потом колхозники, потом военные. «Интеллигентов» из академических кругов принимали в партию в самую последнюю очередь.
Признаться, сам я никогда не стремился стать членом КПСС, тем более в годы перестройки. А тут такая удача: прямой доступ в архив партии!
В годы перестройки был снят гриф секретности со многих архивных документов, открыт доступ к литературе, в том числе, западной, которая тщательно скрывалась от исследователей в закрытых хранилищах (спецхранах) библиотек.
В обществе был большой спрос на историю, на ее темные страницы, которые тщательно замалчивались или грубо искажались в советские времена. Был спрос на историков-новаторов.
Именно тогда, в 1989 году в Институте появился молодой востоковед из Западного Берлина Райнхард Айзенер. Худой и высокий – ростом выше двух метров…
До Горбачева представить присутствие западного историка в коммунистическом архиве было немыслимо. По-моему, Райнхард был первым, и, пожалуй, последним представителем западноевропейской историографии, который собирал материалы в партийных архивах Таджикистана.
По поручению Шукура Султанова, я с готовностью предоставил ему доступ в библиотеку и архив Института. Мы сразу нашли с Райнхардом общий язык и интересы. Со временем, наше сотрудничество переросло в крепкую дружбу.
Несмотря на разницу в воспитании и образовании, мы нашли немало общего. Наши отцы были почти ровесниками и участвовали во Второй Мировой войне, правда представляя воюющие между собой стороны. Но в 1989 году для молодых исследователей возраста 30 с плюсом лет, это не имело принципиального значения. Мы смотрели на мир одними глазами.
Отец Райнхарда в 1930-х годах участвовал в экономических проектах по развитию Афганистана, а мой отец в 1950-х руководил парторганизацией советского Памира, что на самой границе с Афганистаном.
Афганистан был еще одной точкой, в которой сошлись наши с Райнхардом интересы. Знаменательно, что во время наших встреч в Душанбе произошло разрушение Берлинской стены, которое было встречено нами с радостью и надеждой.
Райнхард щедро делился со мной материалами Лондонского архива India Office Library, в который я, следуя его совету, попал позже, в 1996 году.
Со своей стороны я помогал ему советами и своими материалами. Ведь во время учебы в аспирантуре Института истории СССР в конце 1970-х – начале 1980-х годов я много работал в московских архивах, собирая материалы по истории революции и гражданской войны в Средней Азии.
Историк Бахадур Буриханов отдал Райнхарду свои материалы, по которым тот выпустил в 1999 году книгу с посвящением «другу Бахадуру», которого к тому времени уже не было в живых…
…В 1991 году Райнхард снова приехал в Таджикистан, со своей супругой Дагмар. Он также продолжал свои исследования, работая в Душанбе в миссии Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) в 1995-1996 гг.
Вместе мы ездили в Канибадам, Коканд, Ташкент, отдыхали в Варзобе. По субботам мы с Умедом и Бахадуром брали Райнхарда с собой на различные пловы – «маърака», как близкого товарища и члена семьи.
После 1996 года мы не прекращали общение через интернет, пока в 2014 году по приглашению профессора Ингеборг Бальдауф из Университета Гумбольдта, я на три месяца не приехал в Берлин.
Все это время Райнхард не отпускал меня от себя, называл братом. Это была наша последняя встреча. В августе 2020 года, в разгар ковида, его не стало…
«Ученый-химик» в истории
Касаясь тематики исследования Айзенера, следует указать, что он выбрал важную и трудную тему: история Бухары первой четверти 20 века.
Период с 1904 до 1917 гг. называют часто «пробуждением Азии», так как русско-японская война 1904-1905 годов, русская революция 1905 и 1917 гг. способствовали политическому пробуждению Азии и вызвали реакцию среди среднеазиатских интеллектуалов.
С одной стороны, они поверили в возможность освобождения от колониальной зависимости и успешной конкуренции с Западом. С другой – им стала очевидной отсталость и неприглядность деспотизма в их собственных странах.
Появилось желание реформировать общественную жизнь, заимствовать достижения немусульманских народов. Так, среди мусульман Российской империи появилось движение, известное как джадидизм.
Сторонники джадидия (они же «тараккипарварон», прогрессисты) противопоставили себя «кадимия» (традиционалистам) и взяли курс на «хуррият» (революцию).
Хурриятом в их представлении было проведение реформ или смена режима. После февральской революции 1917 года, свергнувшей царизм, в Средней Азии появились первые политические организации, которые стали называться «мусульманскими», имея в виду тот факт, что они объединяли в своих рядах представителей местного населения.
Тема политического развития Средней Азии начала 20 века продолжает вызывать интерес не только среди ученых, но и во всем обществе, у простых читателей, интересующихся историей исламского реформизма.
За более чем тридцать лет работы над книгой Райнхард проделал огромную и кропотливую работу. Его работоспособность поражает.
До его приезда в Душанбе он много работал в архивах России. Свою задачу он видел в тщательном изучении максимально возможного круга источников и литературы, чтобы восстановить картину политической, экономической и военной истории Бухары в её деталях, оставляя читателю право самому делать выводы и выносить оценки.
В этом его методология, которую можно отнести к «немецкой школе истории», была мне близка. Ей чужды увлечение абстракциями и обобщениями. Напротив, она ставит во главу угла факты и наблюдения, содержащиеся в источниках.
В самом деле, для читателей, серьезно интересующихся историей, чрезвычайно важно знать, что именно было, и чего точно не было. Выводы они предпочитают делать сами.
Работу Райнхарда можно сравнить с работой ученого-химика, который смешивает растворы, но не может сказать заранее, каким будет результат его опыта. Он может подтвердить смутную догадку ученого, а может и неожиданно ее опровергнуть.
Подобным образом герои исторических работ Айзенера совершают действия, не зная, что будет с ними завтра. Ждет их победа или катастрофа – об этом будет знать только читатель.
В этом смысле работа моего коллеги и брата Райнхарда Айзенера содержит немало точных фактов, подводящих читателя к пониманию самого турбулентного и противоречивого периода истории Бухары, а также сопредельных ей стран, таких как Туркестан, Хива, Иран, Афганистан и Россия.